Борьба с чувством вины.

О том, почему некоторые люди так часто себя ругают, и куда приводит чувство вины, рассказывает психотерапевт Екатерина Игнатова.

Когда Антон зашел в мой кабинет, я представила нескольких своих подруг, которые многое отдали бы за возможность познакомиться с таким мужчиной. Высокий, красивый, обаятельный и чуточку застенчивый, он нравился женщинам и знал это. Первые минут пять кокетничал – смотрел то в глаза, то в пол, то и дело поправлял волосы, шутил. А потом вдруг стал серьезным и перешел к сути дела, которая, к моему удивлению, заключалась вовсе не в проблемах с работой или карьерой, а в запутанных отношениях с женщинами. Антон был женат уже более десяти лет, но последние три года вел параллельную жизнь: любовница забеременела и родила ему сына. Ребенка он навещал почти каждый день – постоянно врал жене, что задерживается на работе. Рассказывая обо всем этом, Антон щедро сдабривал речь самообвинениями. И являл собой наглядный пример того, как человек испытывает чувство вины вместо того, чтобы изменить поведение. Озвучивая очередной нелицеприятный эпитет в свой адрес, мой клиент делал небольшую паузу, как бы давая понять: да, он поступает скверно, но мучается от этого, а значит, не безнадежный человек.

«А вы любите себя ругать...» – заметила я, когда Антон ненадолго замолчал. «Да, я постоянно недоволен тем, что делаю. Это касается не только моих отношений, но и работы», – ответил он таким тоном, будто принимает участие в кастинге на озвучку роли ослика Иа-Иа. «А зачем вам это?» – уточнила я. «Как зачем? Чтобы становиться лучше, не быть этаким индюком, который только и делает, что сам себя хвалит. Я и сыну своему не собираюсь говорить, какой он умный и красивый, чтобы не превратился в самодовольного идиота». Волосы на моей голове зашевелились, как только я представила себе дальнейшую судьбу этого бедного мальчика. «Вряд ли стоит так поступать, – вступилась я, – иначе вашему сыну придется потратить очень много денег на терапию». Антон посмотрел на меня с явным недоверием и поинтересовался, как же, на мой взгляд, мир станет лучше, если все люди будут уверены, что они и так молодцы. «Представьте, вы пришли к терапевту, – начала я, – и рассказываете ему, как вам плохо, как вы запутались». Антон понимающе кивнул. «И вот специалист вас слушает, слушает, а потом и говорит, – тут я резко изменила голос на тот, которым учителя обычно отчитывают нерадивых школьников. – Какой же вы идиот! Как вы могли наломать таких дров! У вас мозги-то есть?» Сделала паузу, а потом спокойно продолжила: «Придете к этому терапевту еще раз?» «Нет», – ни секунды не сомневаясь, ответил Антон. «Ага, и я бы не пришла. Потому что любые изменения начинаются с принятия человека таким, какой он есть». Антон смотрел на меня так, будто я только что доказала ему, что земля – круглая. Ему хотелось в это верить, и вместе с тем он размышлял, не сжечь ли меня на костре. «Но как же все-таки меняться, стремиться...» – пробормотал он. «Меняться и стремиться нужно, исходя из того, что я и так молодец, а могу быть еще большим молодцом». «Ну конечно, всегда найдутся те, кто скажет, что это не так, – возразил Антон. – И нанесут удар по самооценке». «А если думать, что я ничего из себя не представляю и все делаю плохо, то и бить будет не по чему, больно не будет, верно?» – уточнила я. Та часть личности моего собеседника, которая последние пять минут аккуратно складывала дрова для костра и уже достала спичку, вдруг выронила из рук коробок. Повисла пауза, после чего Антон тихо произнес: «Получается, так». Немного помолчал и добавил: «А еще получается, когда я рассказываю людям, как плохо поступил, они меня утешают и разубеждают в том, что я придурок».

Мы еще долго говорили о бессознательной выгоде, которую Антон и многие другие люди извлекают из постоянных самообвинений – об избегании ответственности, перемен, о психологических поглаживаниях, получаемых извне, и о мнимой безопасности. Антон осознал, что совершенно не умеет думать о себе в позитивном ключе, не умеет хвалить. Самобичевание было его единственной разрешенной формой внимания к своему «я». Ближе к концу консультации Антон совсем расстроился. «Я еще больший придурок, чем думал, – я спекулирую своими бедами», – резюмировал он. «Вы опять взялись за старое», – неодобрительно покачала я головой. «А что прикажете делать? Сказать: «Какой Антон молодец! Пудрит мозги не только двум женщинам, но и себе и всем окружающим»?» «Антон молодец уже потому, что решил со всем этим разобраться, – парировала я. – А сейчас он решил сделать паузу и, как обычно, обменять самообвинение на комплимент. Потому что, видимо, устал и не знает других способов взаимодействия с миром». Мы договорились встретиться через неделю. В качестве домашнего задания я поручила Антону выполнять технику, которая используется в детской терапии и называется «Копилка хороших дел». Каждый вечер он должен хвалить себя за пять поступков. Его внутренний инквизитор открыл было рот, чтобы возразить, но все же решил промолчать. Нам предстоял долгий разговор.